Автор: Thomas Reith
Фандом: Сверхъестественное
Категория: джен
Рейтинг: G
Дисклеймер: завидую со страшной силой, потому что не мое
Саммари: Каким был бы рай Джона Винчестера?
Возвращение
Возвращение
Каждый день он возвращался домой. Джон не знал – не помнил - откуда, но отчетливо ощущал это возвращение. Все начиналось с облегчения, будто он выполнил что-то важное, закончил работу и теперь имеет право на отдых. Он почти физически чувствовал, как расслабляются мышцы плеч и шеи, как разглаживается вертикальная складка на лбу между нахмуренными бровями. В этот момент он оказывался за рулем Импалы. Оставалось последнее усилие, и он будет дома. От этой мысли сердце начинало щемить, и хотелось вдохнуть полной грудью.
Он ехал по улицам Лоуренса, каждый раз удивляясь, насколько отчетливо их помнит. Помнит даже детали, на которые если и обращал мимолетное внимание, то уж точно не поверил бы, что они остались где-то в его голове. Но это было так. Стоящие вплотную друг к другу дома на центральных улицах с магазинами на первом этаже. По огромному окну в баре «По-братски» по-прежнему тянулась трещина. Однажды верхняя половина стекла должна будет раздавить нижнюю, и оно рассыплется на миллион осколков. Мику, хозяину бара, не раз говорили об этом, но он лишь пожимал плечами. Старое здание кинотеатра «Либерти Холл», куда они ходили с Мэри. Серое, с колоннами и арочным окном над входом. Чтобы вернуться домой Джон проезжал улицы с названиями всех штатов. Он не знал, кто и почему дал им такие названия в Лоуренсе, но каждый раз словно проезжал всю страну, чтобы вернуться домой.
Вокруг все было ярким: деревья и трава зеленые, небо голубое, облака на нем белоснежные и словно специально расставлены так, чтобы радовать глаз. Джону казалось, будто кто-то протер все к его приезду, смахнул пыль и паутину. У него каждый день складывалось такое впечатление, и оно дополняло его ощущение возвращения домой, где его ждали, где к его появлению готовились.
Он перешагивал порог, и последние тревоги, которые еще оставались после трудного дня, уходили.
- Я здесь, - объявлял он, не то себе, не то еще кому-то. И дом словно переключался с режима ожидания на режим «Джон вернулся». По лестнице второго этажа вниз слетал Дин и бросался Джону на шею. Ему всего четыре года, так что отец может подкинуть мальчика чуть ли не к потолку, и Дин засмеется от приятно щекочущей смеси счастья, страха и уверенности, что папа поймает, во что бы то ни стало, поймает. Лет через пять такое, наверное, уже не получится. Хотя и когда его сыну будет двадцать, Джону однажды придется тащить его на руках, отчаянно зажимать раны, оставленные когтями вендиго, и молиться тому, в кого он перестал верить, чтобы Дин дотянул до машины, до помощи, до мотеля, который Джон автоматически назвал домом. Эта мысль была настолько отчетливой, что он почувствовал резкую волну холода, прокатившуюся по телу, и зажмурился, прогоняя ее прочь, потому что нет, не было ничего этого.
Еще не было.
В гостиной его ждала Мэри с малюткой Сэмми на руках. Он обнял обоих, вдыхая их аромат. Малыш пах мамой, а Мэри – маленьким Сэмми. Так и должно быть. Пока она для него – весь мир. Джон прижал их сильнее, потому что вдруг подумал, что сам он так никогда и не станет для Сэма «всем миром». Но это потом, потом. А сейчас он отдавался теплу, которое несли Мэри и сыновья. Он так давно это потерял, что никак не мог надышаться ими и ощущением счастья и спокойствия. Он приехал, он вернулся, он дома.
В конце концов, он же это заслужил? Разве не в этом смысл?
***
Он не знал, сколько это длилось, да и зачем знать, если ты живешь с самым прекрасным ощущением в самом прекрасном из миров. Джон зависел от этого чувства возвращения домой, подсел на него, как на наркотик. Но как бы оно ни было прекрасно, он все чаще замечал мелочи, которые говорили ему, что все вокруг – декорации. Он вспоминал вещи, которых не могло случиться, если он живет в Лоуренсе со своей семьей, потому что они случились гораздо позже.
Он помнил демона с желтыми глазами, который должен был прийти (или уже приходил?), когда Сэму исполнилось полгода. Помнил пожар той ночи так отчетливо, что зажмуривался от вспыхивающего в воспоминаниях пламени, а в нос бил горький запах дыма, надолго засевшего в одежде, в которой они с сыновьями сбежали из дома. Он помнил мотели, помнил прорву школ, которые пришлось сменить Дину и Сэму. Помнил, как снова и снова спорил со своим младшим сыном и как тот хлопнул дверью, уезжая в Стэнфорд. Помнил, на кого они с Дином охотились потом - бесконечные цепочки тварей.
Это все накатывало волнами. Улицы с названиями штатов постоянно вызывали новые и новые воспоминания, и конца и края им не было.
Однажды, проезжая мимо больницы, Джон вспомнил аварию и сделку.
И то, что было потом. И потом. И потом...
***
Они сидели за столом, на котором был накрыт ужин, приготовленный Мэри. Она что-то говорила, говорила, но Джон не слышал. Иногда подбегал Дин и, теребя его за штанину, пытался что-то показать или рассказать, но Джон никак не мог сосредоточиться. Даже когда он укачивал Сэмми, его мысли были далеко.
Наверное, у этих неточностей и воспоминаний была какая-то критическая масса, и однажды Джон ее достиг. Он вышел на крыльцо и не увидел Лоуренса. Был ноябрь (а ведь еще вчера стояло лето), был дождь (который никогда раньше не шел), было затянутое свинцовыми тучами небо (хотя всегда оно было голубым с умыто-белыми облаками), была дорога и Импала на ней. За свою жизнь Джон Винчестер проехал очень много дорог, но этой узнать не мог. Она казалась ему совокупностью всех, на которых он побывал. И она ждала его.
Это оказалось словно последним подтверждением, что все вокруг ненастоящее.
- Джон? – голос Мэри раздался прямо за его спиной, и Винчестер вновь обернулся, но посмотрел не на нее, а на их дом, с горечью отмечая, что тот слишком чистый, лубочно уютный, картонный. Дом, как и Мэри, как и Дин, как и Сэмми, были декорациями, на которые Джон променял свою память. Вечная (он ведь здесь уже очень долго, да?) радость вдруг сменилась чувством вины. Он продал реальность, согласился на подделку, потому что устал бороться и потому что вдруг решил, что уже набил достаточно монстров, чтобы получить мир без нечисти.
Он предал все, что было.
Ради чего? Ради чувства возвращения домой? Откуда?
Из Вьетнама? И вместо их с Мэри дома он увидел дом родителей. «Здорово, капрал!»
С той дороги, где Азазель убил отца Мэри? Его жена стала моложе, по ее щекам текли слезы. Он тогда успокаивал всю ночь, не зная полной правды. Не понимая, что случилось и чему еще суждено случиться. Даже если бы она рассказала ему, он бы не поверил.
С охоты? Удачной? Дин открыл дверь номера в мотеле и впустил его. Неудачной? И Дин, насколько мог, поддерживая его, дотащил до кровати.
Ему будто предлагали выбрать, куда он хочет возвращаться. «Пожалуйста, Джон, выбирай, все будет так, как ты захочешь». Но он лишь покачал головой. Ни одна из этих картинок не была реальной. Выцветшие фотографии из его памяти и больше ничего. Он двинулся к Импале и, лишь открыв дверь, бросил на свой дом последний взгляд, но здания не было. Джон увидел зеленое поле с надгробиями, и среди бесконечных эпитафий его глаза сразу выхватили выбитое на красном граните «Мэри Винчестер. 1954-1983». Он быстро отвел глаза. Ему стало страшно, хоть он ни за что бы в этом не признался бы. Он боялся, что если продолжит вглядываться в надгробия, то увидит два, принадлежащие его сыновьям.
И тогда он уже никогда никуда не поедет.
Джон сел за руль и повернул ключ зажигания. «Эта могила не была настоящей даже на земле, а здесь - подделка подделки», - сказал он себе. Возвращаться следует только к тому, что реально.
Черная машина выехала на дорогу. Где-то там, вдали, его ждала настоящая Мэри Винчестер. Он верил в это. Джон верил, всеми силами своей души верил, что она не дала утопить себя в сладких грезах. Самое прекрасное мгновение жизни никогда не станет действительно прекрасным, если в нем нет ничего правдивого. Рай может быть только там, где есть любимые люди. Он найдет ее, он вернется к ней. Рай должен ему это позволить, потому что это же рай, да?
the end